Архангелиты - дети Немецкой слободы
Хроники старинного рода Пецъ (Paetz), малоизвестные страницы истории с XIV века по сегодняшний день
Светлой памяти Евгения Петровича Божко, историка-исследователя
Отец Димитрий у староверов и самоедов тундры
Евгений Божко.
Зеркальный блеск тюремных нар
26 октября 1954 года мой дядя, Константин Яковлевич Кошев вернулся в Петрозаводск из заключения по реабилитации, оставив «хозяину» ещё 4 неотсиженных года. Худой, небритый, с желтыми глазами. Его ужасные рассказы о тюрьмах, пересылках и лагерях, о поножовщине в бараках и утренней крови на снегу, об оуновцах и власовцах, о стукачах и «мастырщиках», о побегах и ссучившихся товарищах врезались в мою детскую память накрепко. Через пару месяцев он умер на наших руках – желчь разлилась по всему телу, врач поликлиники № 1 Максименко и не подумала помочь бывшему зэку: «…много вас тут, симулянтов, ходит». На его похоронах, я впервые увидел моего деда Якова Дмитриевича, с которым ходили в лес за еловыми ветками. Был он молчалив, ни о чем меня не расспрашивал и сам ничего не рассказывал.
После похорон дед остался жить с нами, работал где-то в городе бухгалтером, летом очень любил рыбалить, меня брал с собой не часто по причине занятости в спорте. Семья наша была непьющая, но дед ставил иногда в темном закутке бражонку для редких гостебищ.
Приходили его брат Василий Дмитриевич с сыном Алексеем, несколько сотрудников деда по работе; после пары, другой, стакашков пели вполголоса старинные песни, дед любил «Вечерний звон» и «По Дону гуляет…». Я удивлялся его могучему баритону, хотя Яков Дмитриевич был среднего росточка. Видя мое недоумение, мама шепнула как-то, что дедушка был священником, поэтому и голос такой, но рассказывать об этом никому не надо. И еще, что он тоже прошел тюрьмы и лагеря, но вспоминать об этом не любит. Постепенно дед стал рассказывать о жизни лагерников 30-х — 40-х годов: о массовых расстрелах и пеших этапах, когда конвоиры пристреливали любого, выходящего из колонны «… шаг в сторону — считается побег…»; о том, что иногда хочется побыть одному, а люди постоянно и днем и ночью рядом с тобой, и некуда от них скрыться, даже в сортире, и сплошная матерщина на каждом шагу; о том, что лагерь ожесточает и калечит душу; о том, что солнце светит, а ты его не видишь, а впереди — полная непроглядность.
Через несколько лет работая в системе МООП, знакомые чекисты устроили мне экскурсии и в тюрьму Петрозаводска и в лагеря Надвоиц и Медвежьегорска, через которые прошли дядя Костя – «враг народа» и дедушка Яков Дмитриевич – «английский шпион». Самое большое впечатление осталось от почти зеркального блеска, кое – где сохранившихся еще от Беломорканала, деревянных нар, отполированных боками заключенных. Сколько же народа должно было пройти через ГУЛАГ, чтобы так эти нары отполировать? И чтобы разорвать связь с нашим прошлым, чтобы не знали и не помнили мы своих предков. Советские годы с гонениями, репрессиями, расстрелами, тюрьмами и концлагерями, где выживал сильнейший, сознательное убийство десятков миллионов наших граждан и привели к появлению людей манкуртов – Иванов, не помнящих родства и своих корней, не соблюдающих пятой заповеди: «чти отца и матерь твою и продлятся дни твои на земле», людей, у которых власть удалила сердца и мозги, оставив только желудки. Историческая память, уважение к памяти предков для манкуртов пустые слова — человек превратился в раба, исполнителя чужой воли.
В те годы я не шибко интересовался историей моей семьи, иначе не пришлось бы сейчас по крупицам собирать в архивах, ЗАГСах и Интернете все возможные сведения о ней. А сколько всего могли бы рассказать и бабушка о своем немецком роде Пец и Немецкой слободе (она и рассказывала, да не все задержалось в памяти), и дедушка о своем отце Дмитрии Кошеве и его священнослужении у староверов и его поездках в тундру, для обращения самоедов в Православие, и много чего ещё. Поздно начал искать я забытое прошлое, чтобы ответить на вопрос: «Кто я? И кто был до меня?»
Письмо Патриарху.
«Его Святейшеству
Святейшему Патриарху Московскому
и всея Руси Кириллу.
Ваше Святейшество!
Мой прадед Дмитрий Кошев в конце 1890 годов возглавлял Тельвисочный самоедский приход Архангельской и Холмогорской Епархии. Судя по книге Окладникова Н.А.и Матафанова Н.Н.«Тернистый путь к православию» летом 1898 года он был командирован для осуществления миссионерской деятельности по обращению ненцев в православную веру на Югорский Шар. В своем отчете в Архангельскую духовную Консисторию о поездке отец Дмитрий весьма неодобрительно отзывался о некоем художнике А.А.Борисове в период пребывания того на Югорском Шаре, о недопустимом отношении Борисова к Православию и к самоедам в частности. Отец Дмитрий Кошев писал: «… Борисова я не мог понять, какой он религии. Ни утром, ни перед обедом, а равно и вечером, никогда не сотворял Борисов крестного знамения, не говоря уже о молитве, за обедом и чаем постоянно бранился, а когда собирались русские, то рассказывал разные скверные анекдоты про архиереев и священников со своими прибавлениями и нередко после моего совета самоедам повенчаться, отговаривал их, говоря: «Так вам жить лучше». Никакого религиозного чувства я в нем не заметил; за столом, когда я читал утром и вечером молитвы, то он непременно заводил с кем-либо из русаков смех…» (*стр. 159-162).
В книге много об этом написано и я не буду повторяться, так как знаю, что Вы, Ваше Святейшество, эту книгу читали и наверняка обратили внимание на указ Его Императорского Величества от 22 сентября 1898 года, по которому священнику Дмитрию Кошеву было отказано в «священнослужении». Причина состояла в том, что во время пребывания в становище Хабарово на Югорском Шаре он, якобы, был уличен в торговле вином. Но даже из небольшого отрывка книги понятно, кто оговорил Дмитрия Кошева, и кто был вхож в те времена в близкие к Царскому Двору круги. В Архангельской Духовной Консистории не разбиралось следственное дело по поводу торговли вином отцом Дмитрием Кошевым, а указ Консистории последовал уже после указа Его Императорского Величества почти через год. А 12 августа 1899 год о. Димитрий был определен на псаломщическое место в Первосоломбальский приход.
Как-то не вяжемся одно с другим. Кому нужен был в Архангельске в 1899 году такой вот «уличенный в 1898 году в спаивании самоедов», крестивший их священник с подмоченной репутацией? Странно?
По семейному преданию мои предки, донские казаки Кошевые, за участие в «Булавинском бунте» попали в 1709 году на каторгу в Пустозерск, а в 1780 – в Мезень и Шенкурский уезд. Отец Димитрий умер от воспаления легких совсем молодым, оставив жену с пятью малыми детьми. Но не могу я найти его «Послужной список» ни в Архангельском архиве, ни в Архангельской и Холмогорской Епархии, куда обращался по этому поводу.
Убедительно прошу Вас, Ваше Святейшество, помочь восстановить светлое имя моего прадеда Дмитрия Кошева по его «Послужному списку».
В завершение хочу выразить огромную благодарность иерею Мезенского Богоявленского собора отцу Алексию (Жаровову). Он не отмахнулся от моей просьбы найти в Мезени наших родственников Кошевых, связь с которыми прервалась на многие десятилетия после осуждения моего деда Якова Кошева по 58 статье. А теперь мы снова вместе.
Крещен в Православии, признаю Символ Веры. Раб Божий: Евгений».
Вскоре я получил ответ из Московской Патриархии.
Отец Дмитрий — креститель тундры
Занимаясь генеалогией, я часто думал: почему же мы так мало знаем о предках нашего деда Якова, бывшего православного священника. О том, кем они были, и откуда берет начало род Кошевых, мне рассказывала мама. Но что может быть ценнее общения с родственниками и воссоздания портрета родоначальника и обычаев тех времен. В Интернете увидел я сайт настоятеля Богоявленского храма города Мезени иерея Алексия Жаровова и попросил его помочь в поисках.
А потом пришло письмо из Нарьян – Мара:
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЕВГЕНИЙ И ВСЕ НАШИ РОДСТВЕННИКИ!!
Я была очень тронута Вашим рассказом о нашей семейной истории. Слезы бежали из моих глаз непроизвольно, настолько все трагично. Вашей маме привет и низкий поклон от нас, очень бы хотелось ее повидать и познакомиться со всеми вами.Что касается фотографий, то одна мне очень знакома — это Яков (молодой). В детстве я точно ее видела, не знаю, сохранилась ли она до сегодняшних дней. В Мезени живет единственная семья Кошевых, это мы – моя мама Нина Николаевна, сестра Наталья Аркадьевна с сыном Эдуардом 11 лет, брат Андрей 45 лет живет в Сургуте. Мы трое – дети Аркадия Степановича Кошева, почившего в 1993 году. Наш папа хорошо помнил свою бабушку Татьяну Егоровну и много рассказывал о ней. Ещё папа говорил, что пришли мы в Мезень с Дона. Теперь после вашего письма я могу еще вспомнить некоторые рассказы моего папы, например, про Наталью Дмитриевну Кошеву, то, что она была очень красивой и ее украли цыгане. Вот не знаю, правда ли это, но это ему рассказывал один мезенский дед. Так же я в детстве слышала, что дядя Вася и дядя Яков бежали за границу, и вот папа все время ждал, когда же они, наконец, объявятся, он же воспитывался бабушкой Татьяной, и видно она ему велела ждать их. Вот что наделала революция — раскидала родных людей по свету, не оставив следов.
Евгений, Вы пишете, что ваш дед Яков был священником в селе Ковда, а где оно находится, не написали, также хотелось бы знать, где, примерно, находится дер. Семеновская. А о том, что отец Дмитрий находился в Тельвиске, я постараюсь что — нибудь выяснить.
Я так счастлива, что мы обрели вас. Жили, ничего не зная не о вас, ни о д. Якове, д. Васе и было это нашей брешью, сейчас Слава Богу, кое-что прояснилось, и от этого радостно сердцу. Конечно, очень хочется с Вами увидеться, но Ваш отпуск и мой не совпадают, поэтому приезжайте в Мезень (лучше в сентябре), там будут моя сестра, а может и брат тоже — все будут рады Вам. А письмо Ваше нам передала работник музея, ей же письмо принес иерей Алексей Жаровов.
Ваше письмо я отправила в Мезень, а они его отправят брату в Сургут, я знаю, что для них, как и для меня, будет очень интересно почитать и осмыслить прочитанное. Ирина Кошева».
Ирина с семьей живет в городе Нарьян-Маре, в 20 километрах от села Тельвиска; я попросил ее найти эту церковь и сфотографироваться на ее фоне. Здесь в 1890-х годах вел службы наш прадед Дмитрий Кошев.
…Русская православная церковь еще в XVI веке пыталась обратить в свою веру ненцев, кочующих в архангельских тундрах, а в 1825 году началась их массовая христианизация, возникла необходимость строительства церквей для новообращенных.
Крестьяне деревень Тельвисочной, Макаровской и Екушанской в своем прошении от 17 мая 1856 года, отправленном в Архангельскую Консисторию обратились с просьбой дозволить им, построить в Тельвисочной деревне церковь «своим коштом и назначить при ней отдельное кладбище». Обосновывая необходимость постройки церкви в деревне Тельвисочной, они писали: «В нашем Тельвисочном селении, особенно в зимнее время, бывает немалый съезд самоедов, все самоеды, которые выезжают из своих кочевий в Пустозерск для взноса ясака, бывают в нашем Тельвисочном селении, поскольку эта деревня находится на самой средине между верхними и нижними, так называемыми пустозерскими деревнями, и торгующие в нашем краю чердынцы оставляют у нас заготовленные запасы хлеба и других припасов для вольной продажи в зимнее время. Кроме того, немалое число самоедов, человек около 50 постоянно проживают в нашем Тельвисочном селении, сверх того в настоящее время Тельвисочная деревня имеет то преимущество перед Пустозерском, что вблизи ее правительством избрано место под постройку завода для распиловки казенного леса».
Церковь была построена из соснового леса, здание ее, возведенное вместе с колокольней над папертью, имело вид продолговатого четырехугольника с двумя выступающими с восточной стороны полукругами. Тельвисочный самоедский приход был открыт в 1862 году. В него входили самоеды, жившие за неимением оленей по разным деревням Печорского края и даже за Уралом, кочующие в Большеземельской тундре, на острове Колгуеве и за Уралом, а также государственные крестьяне, проживавшие в селе Тельвисочном и в двух деревнях — Макаровской и Екушенской.
В Тельвиске, рядом с церковью стоял двухэтажный причтовый дом и дом для псаломщика, а в трапезной церкви была открыта церковноприходская школа для ненецких детей, где отец Димитрий обучал их грамоте, письму и пению. С ним здесь была и семья: жена Татьяна Егоровна и дети Александра, Наталия, Яков и Василий, которых он с детских лет приобщал к церковной жизни…
В душах старожилов села Тельвиска до сих пор жива память о красоте Богоявленской церкви: «…Белая, купола позолоченные, в колокольне три колокола: один большой и два средних. А какие звуки! Воскресные и праздничные молебны! … Давно умолкли их звуки, не слышно торжественного благовеста, ни хрустального звона, ни трагического набата…». С 1920-х годов в здании церкви находился сельский клуб, затем дом культуры, она и оформлена была соответствующе: весёленькая расцветка в зелёных тонах с белыми прожилками, картинки развешены: либо девки пляшут, либо просто абстрактные узоры — бесовское наваждение.
До сих пор, к великому сожалению верующих, святое место остается в запустении. Ныне о существовании дома Божия напоминает памятная табличка, донесшая до нас имя последнего настоятеля Богоявленской церкви отца Германа Игумнова. Батюшка был осужден за веру Христову и расстрелян в 1938 году постановлением тройки УНКВД Архангельской области вместе с проходящими по делу девятью обвиняемыми. Среди которых находился и 67 – летний Андриянов Петр Михайлович, псаломщик Пустозерской церкви, крестивший вместе с Дмитрием Кошевым ещё в 1898 году самоедов в становище Хабарово. 2 октября 1958 года все, проходившие по делу, были полностью реабилитированы, большинство — посмертно.
Приписная же Югорская Никольской церковь, находившаяся в становище Хабарово, что напротив острова Вайгач была построена в 1886 году иждивением сибирского промышленника Александра Михайловича Сибирякова: «Здание храма устроено из толстого теса, крыша железная и на ней, на восьмигранном фонаре, устроена глава, завершающаяся шестиконечным деревянным крестом, стены храма снаружи окрашены желтой краской, а крыша и главы зеленые. По внешнему устройству церковь представляет вид звезды восьмиконечной, с восточной стороны пристроен четырех-угольный алтарь, а с западной — глухое крыльцо. Размеры храма очень аккуратны, и в нем с трудом может поместиться до 40 человек молящихся…» Тогда же в церкви начались регулярные службы. Она была приписана к Тельвисочному приходу Печорского уезда, причт которого и осуществлял миссионерскую деятельность среди ненцев Югорского Шара и острова Вайгач.
В 1891году на берегу Югорского Шара был открыт Успенско-Артемьевский монашеский скит. Предполагалось, что он будет постоянно действующим, и его иноки и будут проводить службы в Никольской церкви. Но, из приехавших сюда в феврале 1891 года восьми духовных лиц зимой 1892 года, семеро погибли от холода и болезней. И тогда начальство Архангельской епархии стало посылать священников в Никольскую церковь только на период промыслов, когда сюда съезжались ненцы-охотники и русские купцы-промышленники. Священники выезжали из Пустозерска, находящегося в низовьях реки Печоры, на оленьих упряжках с караванами пустозерских купцов и далее следовали по тундре вдоль побережья Северного Ледовитого океана. Путешествие длилось до полутора месяцев.
В тундре не было голода в страшном смысле этого слова. Человек не ленивый мог обеспечить семью рыбой, мясом, летом — ягодами, грибами. Не хватало хлеба, сахара, чая… ну, и водку самоеды очень уважали. Cтановище Хабарово (Никольское) являлось главным сборным пунктом окрестных и большеземельских ненцев, которые ежегодно весной пригоняли в эти места на летние пастбища своих оленей и свозили в Никольское все, что ими было добыто за время долгой полярной зимы и что можно было продать или заложить приезжающим сюда пустозерским торговцам: шкуры белых медведей, моржей, морских зайцев, нерп, моржовые клыки, сало морского зверя, рыбу, пух, шкурки песцов и лисиц и прочие продукты своих промыслов. Ненцы меняли все это на муку, калачи, соль, коровье масло, кожаную обувь, цветное сукно, порох, свинец, ружья, домашнюю утварь, и другие жизненно необходимые товары. При этом пустозерские скупщики завышали стоимость своих товаров. Они завозили сюда несколько бочек спиртного и, спаивая ненцев, приобретали промысловую добычу за бесценок: « …Самоед ждет, чтобы попасть в прекрасное и веселое Хабарово, и пропиться дочиста, и, если возможно, остаться на долгое время в долгу у торговцев. Жены самоедов не останавливают своих мужей и не препятствуют им пропивать последнее. Напротив, если муж не может достать водки, тогда они говорят, что он плохой самоед, и готовы, кажется, заложить или продать всех своих детей, чтобы только достать с полбутылки драгоценного напитка…»
Летом, особенно в июле к Ильину дню (20 июля по старому стилю), в Никольском собиралось до 500 ненцев, желавших обменять промысловую добычу на завезенные пустозерскими торговцами товары. 6 апреля 1898 года с оленьим обозом пустозерских купцов, загруженным мукой, мясом, сухарями, чаем, сахаром и, главное, водкой для меновой торговли с самоедами, художник А.А. Борисов выехал из Пустозерска в направлении становища Хабарово. Его покровитель, министр финансов С.Ю.Витте, дал возможность художнику совершить поездку по Северу.
Из путевых очерков А.А. Борисова«У самоедов. От Пинеги до Карского моря»: «…Пропутешествовав сорок дней от Пуетозерска до Югорскаго Шара с оленьим обозом русаков, в котором везлась разная провизия, я сразу, уже по тому, как тянут олени, узнавал, есть ли в той или другой бочке водка или спирт. Русаки возят водку обыкновенно очень хитро. Ставят боченок ведер в семь, восемь, в бочку, так называемую «ижемку», (бочка, в которую помещается рыбы омуля пудов 18) и обеыпают его плотно мукой, чтобы он не двигался в ижемке. Ижемку снаружи намазывают мукой и надписывают — «мука 10 пуд.». Но, как сама надпись, так и обмазыванье мукой, делаются лишь только для отвода глаз самоедов — работников, сопровождающих обоз, чтобы они не вздумали даром полакомиться драгоценным напитком, который обещает русакам дать богатые средства к жизни на целый год, а также и от любопытных глаз постороннего человека. Я, папример, сначала был удивлен, когда в одном обозе увидел, что каждую из имевшихся двух ижемок с большими усилием везла тройка оленей. Посмотрел: надписано — «мука, 8 пуд.», но мне показалось, что здесь далеко не восемь пудов, а, по крайней мере, тринадцать, пятнадцать. После, когда, на остановке, спустили оленей и все ушли в чум, я прошел к этим бочкам и начал их внимательно осматривать, но и тогда только удивлялся и больше ничего. Но когда я начал толкать бочку, там что-то запрыгало и забулькало вовсе не похожее на муку. Тогда я приложил ухо к бочке и снова стал толкать ее и окончательно убедился в том, что здесь, вне всякаго сомнения, вместо муки была водка, и в другой бочке то же самое. Другой способ состоит в том, что, торговцы кладут боченок с вином в ижемку с сухарями, например, ржаными и, пренаивно надписывают — «сухари». Конечно, они стараются налить боченок как можно пополнее, чтобы жидкость не делала никаких движений при сотрясении. Но как бы ни был боченок полно налит, водка частью испаряется, и в боченке образуется небольшая предательская пустота, которая и выдает присутствие водки, желающему про нее знать. Возвращаясь к казенной продаже вина, скажем, что русаки, если захотят, могут получать водку из той же казенной лавки на общепринятых правилах. Положим, что они будут брать каждый день по бутылке. И потом перепродавать самоедам по высокой цене, но такая перепродажа в сравнении с теперешней торговлей будет лишь каплей в море…»
Далее А.А.Борисов продолжает: «Селение Хабарово зимой необитаемо и только летом делается оживленным торговым пунктом Большеземельской тундры и острова Вайгач… В 1898 году летом на Югорском Шаре жило около 15 человек русских, считая в том числе священника и псаломщика…»
Фамилий священника Кошева и псаломщика Андрианова художник почему-то не счел назвать нужным, хотя прожил с ними несколько месяцев под одной крышей.
Считая, видимо, что этот дом принадлежит не только Епархии, А.А.Борисов поселился в нем, не дожидаясь приезда священника, ну, в самом деле, не в чум же к самоедам ему было идти, хотя мог и туда — еще в Пустозерске самоедский старшина выдал художнику открытое предписание: «Предъявитель сего есть художественник, то есть мастер, а потому строго предписываю всем моим подведомственным самоедам оказывать ему всякое содействие. В случае же неповиновения вы строго будете отвечать по закону». Вместо подписи стояло клеймо самоеда и печать Пустозерского волостного правления самоедов.
… Дмитрий Васильевич Кошев выехал из Тельвиски в становище Хабарово 8 мая. Он купил у пустозерцев 6 оленей и, управлял ими лично, из поклажи – только самое необходимое, как говорили его бывшие прихожане староверы: «В дороге и швейная игла тяжёла!» В тундре олени главный способ передвижения. С ними сложнее, чем с лошадьми, они нервные, своенравные, могут убежать из стада – ищи их тогда в тундре (у прадеда два оленя убежали, и их разорвали волки). К оленям нужен особый подход, иначе они и с места не сдвинутся. И в упряжке не каждый олень ходить может, чтобы выбрать упряжных – чутье требуется и, главное, уважение к оленю. Думаю, что этому отец Димитрий научился в Усть-Цильме, будучи священником в единоверческом храме Николая Чудотворца только на оленях можно было попасть в отдаленные деревни своего прихода. И самоеды, и зыряне уважали «цилёмов». Когда у последних появилась единоверческая церковь, ижемские и ненецкие оленеводы жертвовали в неё оленей, приезжая в дни ярмарок — на зимнего и летнего Николу, так как Николай Чудотворец издавна пользовался у них особенным почитанием. «Почитай великого Николу и выполняй обет, какой дал слуге Божию Николе» — было у самоедов (ненцев) давно уже общим правилом.
Иногда приходилось священнику пережидать пургу в сугробах или у ненцев в чумах. Здесь Дмитрий Васильевич попутно проводил богослужения и отправлял требы, проповедовал христианский образ жизни и отказ от принесения жертв идолам. До принятия христианства, самоеды веровали в верховное существо (Нум), дьявола (Аа), духов (тадебциев) и домашних богов (хегов). Высший дух, все сотворивший и господствующий над миром, есть Нум, который находится в пространстве и посылает гром, молнию, дождь, снег и бурю. Самоеды олицетворяли его в солнце, звездах, в море и во всех вообще явлениях природы. Кодекс нравственных правил самоедов, содержал в себе немало согласного и с христианством. Воровство, обиды, убийство, гордость, излишество считались предосудительными, и строго предписывалось почитать богов, родителей и старших, заботиться о своем семействе, помогать нуждающимся и т.д.
Отец Димитрий приехал на Югорский Шар 21 мая в 10 часов вечера, пробыв в пути всего лишь 14 дней!! Каково же было удивление священника, когда он обнаружил, что печать с причтового дома снята, пробой выдернут, припасенные в кладовой продукты съедены, дрова вытоплены, а лучшая единственная комната занята неким художником, который отдать ее законным владельцам отказался, заставив ютиться в проходной комнате отца Димитрия с псаломщиком Андриановым. После горячего диалога с А.Борисовым (а ведь земляками были — всего 70 верст отделяло их родные деревни), ничего не оставалось, как жить с неожиданным квартирантом в стесненных условиях.
Вскоре по приезду Димитрий Васильевич лично занялся ремонтом причтового дома: побелил потолки, оклеил стены обоями, переложил печь с котлом в кухне и поправил русскую печь, так как они сильно дымили, и их нельзя было топить. (*Печник должен знать, как каждый кирпич в печке овевается раскаленным газом. Слишком горячо — плохо, дрова греют атмосферу. Не горячо — тоже плохо, в трубе осаждаются смола и копоть, которые могут вызвать пожар. Печка должна не дымить, не давать угар, держать тепло, не зависеть от ветра, не выбрасывать из трубы сноп искр). Сын крестьянина, мог отец Димитрий делать любую крестьянскую работу, а, уходя в молодости в «отхожие промыслы», научился и строительным работам. Закончив Борецкое приходское сельское училище, тянулся Дмитрий Васильевич и к церковной жизни, посещая большие города, обязательно бывал в храмах, любовался знаменитыми русскими иконами.
Когда отец Димитрий открыл Никольскую церковь, чтобы отслужить там благодарственный молебен по случаю благополучного прибытия, то обнаружил, что там очень сыро, пахнет гнилью и все покрыто плесенью.
Вот как описывал Дмитрий Васильевич иконостас Никольской церкви: «В иконостасе над царскими вратами в кругу образ Тайной вечери; по правую сторону врат в иконостасе иконы: Спасителя, Святителя и Чудотворца Николая и преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, по левую — Казанская икона Божьей Матери, изображенная на руках с Ангелом; северная дверь с образом Св. Александра Невского и образ Святителя Иннокентия Иркутского; все иконы хорошей работы, писаны на полотнах и каждая обнесена деревянною золоченою рамою».
Сообщая об удобствах, устроенных в ските для пользования пресной водой, он пишет: «Свежая вода у нас под окном. Столь близким соседством все проживающие здесь обязаны жившим здесь ранее братьям Веркольского монастыря, спустившим сюда воду из находящегося в верстах двух озера, откуда прежде приходилось таскать воду на себе. Вода проходит из озера, вырытою для сего канавою, и скопляется в устроенном перед домом резервуаре из досок, откуда снова течет канавою и накапливается в другом резервуаре у бани, устроенном для надобности последней; излишек воды канавою же проходит в речку Никольскую».
…К Ильину дню на Югорском шаре собралось много ненцев и русских промышленников, но к утренней в этот день в Никольской церкви ненцев собралось только 20 человек. Русские же промышленники к утренней в церковь не пришли, так были заняты своими торговыми делами с ненцами, не пришедшими в церковь. К литургии ненцев собралось в церкви больше, «но все они были навеселе, угощенные русскими», и эти последние также пришли к литургии, и к ним присоединился художник А.А. Борисов. После литургии отец Димитрий отслужил в церкви молебен пророку Илье и по просьбе ненцев отслужил еще четыре заказных молебна в часовне. В церкви в этот день им было повенчано три ненецких пары.
«Тот день, — писал Дмитрий Васильевич в своем рапорте в архангельскую Консисторию, — самоеды и самоедки праздновали хорошо: к вечеру все были пьяные и даже дрались до крови. А в церкви в тот день пожертвований было мало, от продажи свечей выручено только 6 рублей. В часовне же было пожертвовано 6 быков оленей и других вещей рублей на 100. На мою просьбу пожертвовать что-нибудь в церковь, самоеды отвечали: «Мы жертвуем только своему Миколе». Так они называют икону Св. Николая, привезенную из Пустозерской церкви и помещенную в часовне, весьма уважаемую самоедами. Не будь здесь часовни, — писал далее отец Димитрий, — церковь пользовалась бы хорошим доходом, а равно и причт, а то торговцы как сами, так и своим заборщикам самоедам советуют ставить свечи и ложить в казну в свою часовню, говоря: «Тут ваш старый Микола». Самоеды под влиянием их так и делают, и торговцев-русаков нельзя назвать чисто православными в виду того, что они не понимают смысла, или же по упрямству, во время литургии идут рядом с церковью в часовню, где никто не совершает службы, а может быть потому, что, поставив свечу в часовне, тем желают принести доход в свою Пустозерскую церковь. Свечи и иконы ими привозятся из Пустозерского прихода. Часовня содержится весьма неряшливо: пол в ней не выметается, потолок, стены и окна покрылись толстою пылью и никто не заботится даже вымести из нее, а иконы в часовне все в серебряных окладах, вызолочены, но с них никогда пыль не обтирается, что крайне нехорошо; кроме того, тут же лежат старые гнилые сети, которыми раньше ловили белуху, вообще в часовне запах отвратительный».
Насколько хорошо самоеды празднуют Ильин день, поведал знаменитый норвежский полярник Фритьоф Нансен. В июле 1893 года он на своем судне «Фрам» заходил в Югорский Шар и посетил селение Хабарово, чтобы взять на борт сибирских лаек. Здесь Нансен наблюдал празднование ненцами Ильина дня. Вот как он это описывает: «Уже с раннего утра появились женщины в своих лучших нарядах. Яркие цвета, юбки с множеством складок и сборок, косички волос, спускающихся низко по спине и заканчивающиеся большими цветными бантами. Перед крестным ходом старый ненец и молодая стройная девушка привели тощего оленя, которого надлежало принести в жертву у старой церкви (часовни)… Сегодня в обеих церквах был большой праздник. Все ненцы побывали недолго в новой церкви (Никольской), чтобы сейчас же отправиться в старую. У них там не было священника; но сегодня они сложились и предложили священнику новой церкви отцу Евгению (** Пономареву Евгению Каллинниковичу) два рубля, чтобы он совершил богослужение в старой церкви. Тот, после зрелого размышления, согласился и в полном священническом облачении переступил ветхий порог часовни. Здесь был до того спертый воздух, что я не мог простоять более двух минут и вернулся на судно.
После обеда поднялся шум и гам, с течением времени усиливавшийся. Очевидно, было, что теперь наступила самая серьезная часть праздника. Несколько ненцев рыскали на оленях по равнине, как безумные. Они уже не могли сидеть на санях, а лежали или волочились за санями, без умолку горланя. Некоторые из моих товарищей были на берегу, и их рассказы о том, что там творилось, были далеко не назидательны. Все без исключения, и мужчины и женщины, перепились и шатались по селу, выписывая ногами кренделя. В особенности произвел неизгладимое впечатление один молодой ненец. Он сел в нарты, хлестнул оленей и помчался сломя голову между чумами, давя крепко привязанных собак, песцов и все, что ему попадалось на пути; потом вывалился из нарт и, зацепившись за вожжи, потащился по песку и глине. Святой Илья, должно быть, почел себя крайне польщенным таким чествованием. К утру шум повсюду постепенно затих, весь поселок заснул сном пьяного. На следующий день нельзя было найти ни одного человека, способного помочь перегрузить уголь. Большинство после ночной попойки пребывало целый день в беспробудном сне. Нам пришлось обходиться собственными силами. До вечера управиться не успели, а мне уже не терпелось пуститься в путь…»
Не одно поколение священников боролось с этим негативным явлением в тундрах Архангельского края, но почти все их усилия были тщетны.
… Из Югорского Шара Дмитрий Васильевич на оленях часто выезжал в ближайшие стойбища ненцев, где совершал молебны и исполнял необходимые требы. Он сообщал, что многие ненцы Большеземельской тундры живут супружескими парами невенчанные и на венчание идут неохотно, а некоторые из них имеют по две жены. Так, будучи в чуме Василия Акимова Ледкова по прозвищу Няньте, который имел две жены, священник посоветовал ему обвенчаться. На это Ледков, окинув отца Димитрия недобрым взглядом, сердито ответил: «Венчанному худо, нельзя будет переменить жену, а теперь мне хорошо, не понравится, могу взять другую». На увещание священника, что так жить грешно, Ледков возразил: «У нас есть свои Боги, они простят».
29 июля Дмитрий Васильевич на пароходе выезжал из Югорского Шара в деревню Тельвисочную навестить свою семью (*помогал жене Татьяне Егоровне при родах своей младшей дочери Любавы), а 19 августа вернулся на пароходе обратно в Хабарово, и 21 августа на этом же пароходе со всем скарбом выехал обратно домой.
В своем отчете о поездке он писал, что художник Борисов ездил на лодке верст за десять по проливу и привез оттуда два небольших деревянных идола и санки, на которых ненцы этих идолов возят. Выяснилось, что все это принадлежит ненцу Хайванде. Ненец явился к Борисову и со слезами просил вернуть ему идолов и санки, при этом заявил ему: «Грех без спросу брать чужих Богов» и грозил послать на Борисова жалобу.
Жалуясь на поведение А.А. Борисова, Кошев пишет, что он ездил по тундре от чума к чуму на оленях, принадлежавших ненцам, «как по Московскому тракту… брал по 14 быков и платил только по 6 копеек за версту, а иные совсем боялись брать с него деньги. Вообще Борисов очень запугал самоедов своим начальническим видом и угрозами отдать под суд… отбирал у самоедов жен, и одну из них отправил на Новую Землю; вообще выдавал он себя за большого начальника, и самоеды вполне верили. Они ходили к Борисову с разными жалобами и мне этим наносили крайнее беспокойство, в виду занимаемой мною по его милости проходной комнаты. Он, Борисов, не дождавшись меня, снял печать с дома и выдернул пробой, занял лучшую единственную комнату и, несмотря на мою просьбу, освободить оную отказался. Одним словом, хозяйничал в доме и в кладовой, как ему хотелось… но на мое счастье пришел пароход, и я счел благом полезным побывать в своем приходе, отслужить хотя бы одну Божественную литургию, успокоив себя. Одно удовлетворение в Югорском Шару у причта — причтовый дом, и того я и псаломщик были лишены, а пользовался всем Борисов. Дров, благодаря неаккуратной топке Борисова рабочего, на будущее время не осталось ни полена, и если бы я остался до зимы, пришлось бы жить в чужом доме за неимением дров».
Далее авторы книги «Тернистый путь к православию» отмечают: «Справедливости ради следует отметить, что священник Дмитрий Кошев сам допускал неблаговидные поступки. Во время пребывания на Югорском Шаре он был уличен (*кем?) в торговле вином, за что указом Его Императорского Величества от 22 сентября 1898 года ему было отказано в «священнослужении».
«Громом среди ясного неба» явился этот Указ Николая II. За очень короткое время надо было какому-то лживому доносу попасть в Петербург на стол Самодержца, и тот должен был принять по нему решение. Удивляет необыкновенная скорость образования Указа. По-моему, даже в наше время так быстро такой вопрос не решается. У кого же была такая возможность, и кому в Хабарово не показался священник Кошев. Об этом мы можем сегодня только предполагать.
А.А. Борисов писал в своей книге «У самоедов. От Пинеги до Карского моря», не упоминая опять фамилии: «… в летнюю пору священник Тельвисочной самоедской церкви исполняет требы самоедов. Он крестит детей, иногда 10 лет от роду и более, отпевает умерших и венчает свадьбы… Самоед, когда хочет жениться, берет полведра водки и идет в чум своей суженой, где должен напоить до бесчувствия и «предмет своей страсти» и родных ее, и только после этого угощения он смеет говорить о цели своего приезда, иначе его со смехом прогонят. Идут споры о выкупе и, смотря по богатству самоеда, дают за невестой известное количество оленей, и счастливый жених, напоив всех еще два, три раза, забирает невесту, и свадьба готова… В трезвом виде самоеды обыкновенно в высокой степени симпатичны, добры, в пьяном – отвратительны… Торговцам чрезвычайно выгодно покупать все у самоедов не на деньги, а на товар, и еще выгоднее на водку. Это средство здесь удивительно в большом ходу. Торговцы не платят за право торговли водкой и в то же время торгуют ею. Все они знают, что если кто донесет на них, то и на него донесут… ».
Отец Иоанн (**Михайлов Иван Васильевич), за год до Д.В.Кошева бывший в Хабарово в сезон 1897 года, писал в отчете: «Пьянство между самоедами развито чрезвычайно, пьют мужчины, пьют женщины и пьют до тех пор, пока могут разживаться вином и пока находят что пропивать. Пустозерские промышленники ежегодно привозят на Югорский Шар несколько сороковок (бочек, вмещающих в себя сорок ведер) вина… Спаивание пустозерами самоедов при торговле с ними ведется самым бессовестным образом. Наблюдать за этим здесь некому, потому что начальства на Югорском Шаре никакого нет, и не бывает. Посторонний глас против пьянства лишь раздражает самоедов и вооружает против пастыря ещё и пустозеров».
Почти целый год после Указа Самодержца Дмитрий Васильевич руководил Тельвисочным самоедским приходом. Ни сном, ни духом не знал он о своей «провинности», и епископ Архангельский и Холмогорский Иоанникий тоже не знал как быть, ведь следствие Архангельской Консисторией по «Делу о. Димитрия» не проводилось, никаких известий от «доброхотов» на его поведении в становище Хабарово в Консисторию также не поступало – донос сразу лег на стол царя. (** А, например, в 1900 году Архангельской духовной Консисторией разбиралось следственное дело по обвинению псаломщика Андрианова в употреблении спиртных напитков. Консистория назначила ему наказание с взысканием денег на судебные издержки и совершением 300 поклонов в воскресный день посреди храма. Таков был порядок – сначала следствие, потом обвинение). Здесь же был скоропостижный Указ Императора и больше ничего. Тянули, рядили, но выше царского Указа в России ничего не было. И, наконец, Архангельские Епархиальные ведомости 30 июня №15 за 1899 год сообщили к всеобщему сведению (в том числе и для «доброжелателей»), что с 4 августа сего года отрешен от места священник Тельвисочного прихода Печорского уезда Димитрий Кошев. И уже 30 августа 1899 года в Епархиальных ведомостях за № 16 сказано: «… определен на псаломщическое место – священник Дмитрий Кошев в Первосоломбальский приход с 12 августа».
Считаю, что это было повышение по службе, хотя и понижение в должности. Я полистал Архангельские Епархиальные ведомости за 1899 год – свободных вакансий псаломщиков было предостаточно в любом уезде Архангельской губернии, а Дмитрия Васильевича позвали именно в Архангельск, показывая всем, что он наказан, но Консистория понимает, кто именно и почему опорочил их священнослужителя в глазах государевых. В Хабарово достать спиртное для дальнейшей перепродажи было негде, т.к. водка была только у пустозерских торговцев, а те ее меняли у самоедов только на пушнину и другие продукты их промыслов. «Пустозеры» ждали посещения Хабарова целый год, и до следующего года жили на этих приобретениях.
Через канцелярию Императора проходило в год до 100 тысяч разных документов, и на некоторые ставилась подпись его в виде факсимиле. А кто тогда в Хабарово был известен при царском дворе и лично Николаю II ?
Борисов же из экспедиции вернулся знаменитостью. Слава первого художника Арктики бежала впереди него, меценат Третьяков выкупил более половины всех работ на очень крупную по тем временам сумму – 8000 рублей, Государь Император приобрел большую картину Борисова, и художник получил новые средства, чтобы сделать вторую поездку по Северу. Работы художника, экспонировавшиеся на весенних Петербургских выставках 1900—1905 годах, привлекли внимание ценителей искусства не только в России, но и за рубежом, Париж, Прага, Гамбург, Кельн, Мюнхен, Лондон – бесконечная череда вернисажей, фуршетов, торжественных приемов. Французы посвящают Борисова в рыцари ордена Почетного легиона, британцы вручают ему орден Бани, Фритьоф Нансен вручил художнику от имени правительств Швеции и Норвегии орден Св. Олафа, а президент американских штатов Теодор Рузвельт устраивает в честь него приём в Белом доме. В настоящее время произведения Борисова хранятся в Русском музее, Третьяковской галерее, Архангельском областном музее, Ненецком окружном музее и других музеях России.
Художник встречался с В.Лениным, был советской властью обласкан: именем А. А. Борисова названы улицы в Архангельске, Красноборске и Великом Устюге и в 1973 году полуостров на Новой Земле, в Архангельске, по адресу: ул. Поморская, 3, открыт музей художественного освоения Арктики им. Борисова, а в 1974 году в Красноборске был установлен бюст художника.
А мы до сих пор не знаем даже, где в 1902 году упокоился наш прадед Дмитрий Васильевич Кошев.
Мезень
Земля Мезень известна ещё со времен разбойных варягов. Мезень — это название красавицы реки, одноименного города в её устье и исторической области в её бассейне. Пушной зверь, ценные породы рыбы, продукты моря с 11 века привлекали в эти места новгородских ушкуйников и московских князей.За дружинами шли иноки, безземельные пахари, всякий люд, скрывавшийся от татарского насилия или от новгородских посадников.
В 1780 году указом Екатерины II Мезень получила официальное наименование города, который стал центром самого большого уезда в европейской России — земли его простирались доУрала, включая острова Северного Ледовитого океана. Тогда же из Пустозерска в Мезень переводится воеводская канцелярия, воинский гарнизон и многие его жители.
Мезень всегда являлась местом ссылки, ссылка считалась самой трудной в европейской России. В разное время здесь бывали писатель А.С. Серафимович, революционеры Петр Моисеенко и Василий Шелгунов, приспешник Сталина Клим Ворошилов, любовница Ленина Инесса Арманд, которая в 1908 году бежала из Мезени по подложному паспорту.
…Сегодня Мезень — это погранзона, въезд сюда разрешается только по пропускам или командировочным удостоверениям. Такой пропуск получил в Архангельске, мой троюродный брат Андрей Кошев, приехавший со своей женой Аминой на кроссовере «Ниссан» из Сургута повидаться с нами в Петрозаводск.
Здесь мы все и сфотографировались на память, посетили водопад Кивач и попили целебную водичку на первом российском курорте «Марциальные воды». Несколько десятков лет семьи наши были в разлуке, о причинах я могу только догадываться.
Из Петрозаводска мы отправились с Андреем и Аминой за полторы тысячи километров прямым ходом в Мезень. В Карелии дороги были более или менее нормальные. В Вологодской и в Архангельской областях были и заасфальтированные участки, но, в основном – трясучка, иногда их и плохими не назовешь — одно слово ужасные. Ухабы в полколеса, щебенка из-под колес фур выстреливает, как картечь по стеклам сзади идущего транспорта. В Холмогорском районе асфальт кончается вообще: дорога больше похожа на стиральную доску или шифер. Так ее разбивают лесовозы. А в некоторых местах лучше бы на танке ехать. Куда уходят миллиардные дорожные бюджеты? Наши дороги строились в 60-70 годы, нагрузка была рассчитана на «Зил» — это 6 тонн. На сегодняшний момент по дорогам идут огромные фуры. Но вот дороги в Германии, которые еще строили во времена Адольфа Гитлера стоят до сих пор! Главное для строителей в России не построить качественную дорогу, а ОСВОИТЬ выделенные средства! Почти присвоить. Но темп строительства — 450 километров в год по всей России. И тысячи лет не пройдёт, как Россия будет опутана плотной сетью прекрасных дорог!
В Архангельске мы попали на знаменитую «Маргаритинскую ярмарку», походили по торговым рядам и прикупили кое-чего. Сфотографировались у памятников Петру I, «Пур-наволока», «Нулевой версты» и у кирхи, там сейчас концертный зал и служба идет очень редко. Удалось нам с Андреем посетить уважаемую Наталью Львовну Лейцингер и проконсультироваться у нее по некоторым вопросам архангельской Немецкой слободы.
Двое мы суток пробыли у внучки Степана Кошева – Екатерины Тараниной, она живет с дочкой Аней и внучкой Ангелиной Павловной. Хорошие, гостеприимные люди, несколько лет тому назад приехавшие в Архангельск из Мезени. Затем мы с Андреем поехали дальше, а Амина осталась в Архангельске у Тараниных.
До начала 2000-х на Мезень можно было только долететь. Затем был построен зимник — то есть дорога, обустроенная на утрамбованном и отсыпанном снегу. Наконец, в 2008 году был открыт Мезенский тракт, который строили в совокупности более 300 лет.
Непрост 8-часовой путь из Архангельска в Мезень по грунтовке в тайге. Старинные русские деревни, не измученные туристами, деревянные церкви, часовни, поклонные кресты. Места здесь чрезвычайно красивые – бесконечные песчаные косы на Северной Двине, скалы на Пинеге с карстовыми пещерами — уникальное природное явление: подземные карстовые гроты и системы, самые большие и многочисленные в Европейской части России, многочисленные ручьи и мелкие речушки.
Сама Мезень — совсем маленькая, вытянутая вдоль огромной реки, обрывистые берега которой сложены из красного доломито-глинистого мергеля. Параллельный берегу городок пронзает Советский (бывший Богоявленский, затем Владимирскй) проспект, который вымощен бетонным плитами. «Ниссан» Андрея не подвел, пройдя весь нелёгкий маршрут без единого нарекания, хотя вся подготовка автомобиля ограничилась заменой масла в двигателе в моем гараже в Петрозаводске. В Мезени я увидел много машин повышенной проходимости — это разного рода «Нивы», «УАЗы» всех мастей, «буханки» и внедорожники, «Шевроле», «Рено» и «Пассаты».
Сегодня на «медвежий угол» здесь нет ни малейшего намёка. На улицах весьма многолюдно, наличествует немалое число продуктовых и промтоварных магазинов. Есть мобильная связь (Мегафон). Превалирует частный сектор, город живёт наперекор суровому климату, территориальной удалённости, финансовому кризису и прочим напастям. И нет в его облике ощущения заброшенности и безысходности, что очень часто встречается в иных малых городах.
В Мезени практически не было крупных землевладельцев, не знала она ни княжеских владений, ни татаро-монгольским нашествия, ни крепостного права. Здесь царил относительный лад в жизни, укорененный опытом выживания, взаимовыручки, товарищества и уважения к человеку-труженику. Общаясь с родственниками, с другими людьми Мезени, поражаешься богатству их внутреннего мира и духовности. Какая-то несвойственная нам, жителям больших городов, уверенность в своих силах и удивительная гармония с природой.
Сегодня, как и везде в России, многие производства здесь разрушены, лесодеревообрабатывающий комбинат обанкротился, жители остались без работы, выживают лишь бюджетники и чиновничий аппарат.Основная забота местных жителей — подсобное хозяйство. В городе имеются средняя школа, районное телевидение, районная больница со станцией скорой помощи, дом культуры и краеведческий музей, куда я обязательно должен был зайти. Среди экспонатов — архивные документы и фотоматериалы, археологические находки, коллекция самоваров и предметов быта, этнографическая коллекция. Очень интересно показано заселение края славянами и формирование поселений, участие мезенских поморов в освоении Сибири и Арктики. В музее можно узнать и много интересного об отдельных зданиях города. А еще есть здесь хороший отдел краеведческой литературы и сувениров. Работник музея Людмила Вячеславовна Рыжкова и помогла найти моих родственников, когда иерей Богоявленского собора отец Алексий пришел в музей с моим письмом.
Здесь мне и повезло – она училась в мезенской школе с моей троюродной сестрой Наталией Аркадьевной Кошевой. И сейчас Людмила Вячеславовна помогает мне во всех мезенских делах, за что я бесконечно ей благодарен.
Засвидетельствовал я свое почтение и отцу Алексию. За чаем, он рассказывал, что Свято-Богоявленский собор — единственный из четырех храмов в городе, частично сохранившийся. Построен он был в 1859 году силами местных жителей. В советское время собор был закрыт, кресты и купола были сняты. Позднее в помещении храма располагался клуб и кинотеатр, отметил отец Алексей. После возвращения храма Церкви началось его восстановление, с этой инициативой ранее выступали местные прихожане, ее поддержали местные власти, которые считают, что старинный храм должен стать символом города. Но денег на возвращение Богоявленскому собору первоначального облика нет. В настоящее время от храма остался один этаж, покрытый двухскатной крышей. Поэтому все богослужения проводятся в маленькой пристройке.
В 2007 году отец Алексей на обычной моторной лодке совершил миссионерскую поездку по отдаленным деревням Мезенского района: Бычье, Мосеево, Сафоново, Езевец, Елкино. Более 40 поморов приняло Таинство Крещения. В самых густонаселенных деревнях Сафоново и Бычье принято решение построить часовни. Слава Богу, вера в столь отдаленных деревнях Мезени сохранилась. Более того, все больше людей готовы регулярно принимать Таинства Исповеди и Причастия.
Отец Алексей с матушкой Ольгой усыновили четырех детей из расформированного мезенского детского дома. Девочки ходят в кружок вязания и пения. С удовольствием поют разученные молитвы на молебнах. Краткое утреннее и вечернее правило приняли и читают хором. Разве это не богоугодное и достойное дело нашего духовного пастыря!
Город обрывается на Канинском проспекте № 108 – на этом месте стоял дом нашего прадеда Дмитрия Кошева, который унаследовала его младшая дочь Любава. Напротив — дом Степана Кошева, построенного в 30-х годах. Далее начинается Канинская болотистая тундра: заболоченная почва и стланик – прямо за домом моего троюродного брата Николая Морозова, внука Любавы Дмитриевной Кошевой.
Коле удалось сохранить несколько старинных фотографий — наконец-то я увидел лица наших прабабушки Татьяны Егоровны и прадеда Дмитрия Васильевича Кошевых. Коля – успешный предприниматель, всего добился своими руками и головой. Показал мне свой участок, все в полном порядке. Зимой в город приезжают на своих упряжках ненцы, продают рыбу, оленину и лосятину. Покупают водку. Говорят, присутствие ненца на улице чувствуется за сотню метров по собачьему лаю — ведь их шубы пропитаны запахом собак, рыбы и оленей. Всего в 25 км от Мезени расположен Козьминов пролесок (*он назывался у ненцев ХЭХЭ Я — Земля духов) — одно из 5 главных ненецких святилищ, расположенных по границам их земель. Ближе всех к Мезени всегда находились оленеводы Канинской тундры, через которую испокон веку проходил зимний тракт, служивший своеобразной артерией, связывающей Крайний Север с другими российскими территориями. За многовековую историю сосуществования поморы и оленеводы привыкли друг к другу: любой человек с Мезени (*ненцы называли их «пэюрта») был гостем в тундровом стойбище, его всегда поили крепким чаем и кормили досыта. У каждой ненецкой семьи были свои «фатеры» на Мезени, где оленеводов всегда ждали и встречали. У многих мезенцев были свои оленьи стада, которые выпасались и охранялись ненцами Канина. Нередко по обоюдной договоренности жители Мезени выменивали масло, молоко, творог и сметану на важенок, причем все перечисленные продукты специально готовились и собирались для тундровиков. По заявкам ненцев, кочевавших в суровых заполярных тундрах, мезенцы заготовляли бересту для летних чумов, вываривали смолу, шили летние платья и нательные рубашки детям и взрослым. Равноправные партнерские отношения складывались между мезенцами и ненецким населением в течение многих столетий. Кочующие ненцы и сегодня живут неподалеку на болотах, пасут многотысячные стада оленей, а в город выбираются редко.
В 2008 была, наконец, открыта круглогодичная дорога Архангельск — Мезень. Расстояние от Мезени до Архангельска по ней 494 км. Доступ в город значительно облегчился, что, конечно, хорошо для туристов, но, вряд ли, для местных жителей. Даже предприниматели недовольны, так как теперь на рынке торгуют приезжие коммерсанты, которые сбивают цены. Люди здесь не привыкли запирать в домах двери, а ведь не все гости не только с добрыми намерениями смогут легко добраться до Мезени.
Мезенский край мог бы неплохо развиваться и на международном экологическом туризме — до Запада отсюда на круизном теплоходе рукой подать. В районе сохранился уклад жизни поморов, здесь отсутствуют промышленные предприятия, но в наличии сотни рыбных озер и рек, таежные и морские просторы. Туристам небезынтересно будет увидеть и знаменитых мезенских лошадей, а на полуострове Канин добычу семги коренными ненцами. Такая удаленность от цивилизации — рай для отдыхающих и экономическая стабильность для местного населения. Но, думается, что развивать туризм и привлекать туда инвестиции Мезенскому району не удастся из-за космодрома в Плесецке. Западные туристы навряд ли поедут не только в Мезень, но и вообще в Архангельскую область, где есть такое гептиловое чудище. В ближайшие годы планируется перевести вообще все космические запуски со всех российских космодромов в Архангельскую область. «Обломки ракет теперь будут падать не в Мезени, а в Белом море», — «успокаивают» власти жителей области. «Но ведь море — наше поле», — говорят поморы. Значит, рыбный и другие морские традиционные промыслы, которые веками кормили поморов, будем сворачивать?
Я не знаю, каким будет этот край через 5-10 лет. Что останется от его самобытности. Но я верю, что Мезенский край останется красивым и неповторимым.
«Пустое» озеро
В 1913 году моя бабушка Лидия Николаевна Пец вышла замуж за православного священника Кошева Якова Дмитриевича, потомка донских казаков, сосланных по преданию в 1709 году Петром I за «Булавинский бунт» на далекий север.Старообрядцы Медведицы и Хопра, уже восстававшие в 1680 году за старую веру и за казачьи вольности, составляли основную силу атамана. Подавлением «Булавинского бунта» Пётр руководил сначала лично. Горели станицы, а по Дону плыли плоты с повешенными. Кондратий Булавин был разбит царскими войсками и застрелился. Часть казаков ушла на Кубань, а затем переселилась в Турцию и образовала там старообрядческое поселение. Другая часть казаков сдалась на «царскую милость» и Пётр приказал князю Василию Долгорукову «не усиливать жестокостью отчаяния мятежников». И сдавшиеся казаки были «высланы конвоем» в потаенное место России — Пустозерский острог. (*Еще Указом 1680 года было велено воров, по прежним указам приговоренных к отсечению рук, ног или двух перстов, ссылать в Сибирь, казни не чиня, а первые тогда места ссылки в России — Архангельск, В. Устюг, Симбирск, Уфа и Пустозерск).
«В месте тундряном и безлесном» была воздвигнута «порубежная государева крепость» — Пустозерск, «поставленный,— как говорилось в древней грамоте,— для опочиву Московского государства торговых людей, которые ходят из Московского государства в Сибирь торговати…» — в сказочную «златокипящую» Мангазею. Шли они в Сибирь через Печору в основном Пезским волоком.
В Пустозерске находились воеводская изба, съезжая изба с богатым архивом, таможня, кружечный двор, постоялый двор, крепость, четыре церкви, купеческие амбары, жилые дома посадских людей и особая тюрьма для политических преступников.
Когда «булавинцы» прибыли на Пустое озеро, там уже с 1671 года содержались участники крестьянской войны Степана Разина, а 14 апреля 1682 года в Страстную пятницу великий писатель и страстотерпец Аввакум Петров сгорел на костре вместе со своими сподвижниками за правдолюбие записок, рассылаемых им по всей России из Пустозерской земляной тюрьмы.
В течение почти трёх веков Пустозерск являлся административным центром Печорского края. Население занималось рыбной ловлей, промыслом морского зверя, охотой на пушных зверей, водоплавающую дичь и куропаток, содержало коров, овец и лошадей. Торговые суда из Архангельска входили в устье Печоры и там уже на веслах по рукавам Печоры шли в Городецкий Шар и оттуда в Городецкое озеро, ранее называвшееся Пустым. А Пустым оно называлось потому, что там не водилась семга, только и считавшаяся у поморов настоящей рыбой, но зато в изобилии водилась щука, сазан, лещ и другая рыба.
Известен только один подробный план Городка, относящийся к XVII веку. Он приведен в книге друга Петра I голландца Николая Витзена «Северная и Восточная Татария», изданной в Амстердаме в 1692 году. С появлением русского укрепления на Нижней Печоре сюда потянулись и вольные люди. К концу XVI столетия в Пустозерске проживало уже около 2 тысяч человек.
25 января 1780 года указом императрицы Екатерины II Пустозерский уезд был упразднен, а его территория отошла к Мезенскому уезду. Посад оскудел: осталось только 47 домов; зато вокруг выросло 17 деревень. В Мезень переводится воеводская канцелярия, воинский гарнизон и многие его жители, в том числе и некоторые Кошевые, другие наши предки перебрались в Шенкурский уезд к своим родственникам, сосланным с Дона уже при Анне Ивановне. И через десятки лет не забылись донские черноземы и запах скошенной травы.
Художник А.А.Борисов, побывавший в Пустозерске в 1898 году, писал: «Тяжелое впечатление производит Пустозерск. Это (вместе с селением Куей) последние проблески жизни оседлой, хотя убогой и тяжелой, но все же, скроенной по известной нам мерке. Есть церковь довольно большая, но новая. В былое время было их много; часть их погнила, другие сгорели, и ничто больше не напоминает о тех временах, когда в Пустозерске томились знаменитые ссыльные XVIII столетия».
Неприглядна и уныла местность вокруг Пустозерска: господствующими здесь постоянно северными и западными ветрами насыпаны песчаные холмы, а на восток тянется бесконечная пустыня-тундра.
В 1999 году в Архангельской области отмечался 500-летний юбилей Пустозерска. Юбилей оказался печальным. Что осталось от северного форпоста? Ямы на месте жилых домов, заросли крапивы. Жизнь отсюда ушла, и нет оснований для ее возрождения. С 1954 года в Пустозерске никто не живет. Там, где начиналась история освоения Севера, теперь торчат из береговой линии обломки деревянных срубов, размываются водой древние могилы, а рядом возвышаются полузасыпанные песком, почерневшие от времени кресты, чахлые редкие кустарники и ржавый мох. Вот и все, что осталось.
В память о протопопе Аввакуме звенит на ветру одинокий колокол. Звон его разносится далеко по безлюдному простору.
Печорский тракт. Усть-Цильма
Печорский тракт – это таежная дорога, соединявшая через Тиманский кряж Мезень с Печорой. Этому пути больше 1000 лет! Ещё в IX-XIV века новгородские ушкуйники по Пезскому волоку, самому древнему северному пути, активно торговали с Печорой и Зауральем. Это был не самый удобный путь, но зато вдали от владений волжских болгар, татаро-монгольских завоевателей и Москвы.
В XV веке московские князья по этому пути организуют военные экспедиции в Западную Сибирь. Летописец пишет: «Шедшу князь Петр Ушатой с вологжаны, двиняны, важаны Пенегою, Колою (Кулоем), Мезенью, Пезою, Чильмою (Цильмой) на Печору-реку, на Пусту, идучи самоядцев за князя великого привели».
В 1620 году, чтобы избежать утечки доходов, морской путь в Мангазею был запрещен. И тогда Пезский волок стал официально единственным, а значение подхода к нему со стороны Цильмы еще более возросло. Усть-Цилемская слободка была официально утверждена таможенным пунктом, где регистрировалось движение в Сибирь и из Сибири.
Сквозь непроходимую тайгу, горные хребты и болота шли люди в неизведанные земли. С насиженных и обустроенных мест уходили они «встречь солнцу» по определению о. Иоанна Восторгова, «с Крестом и Евангелием». И реки для древнерусской торговли были тогда важнее мостов.
В результате раскола Русской Православной Церкви в XVII веке, когда часть ревнителей “древлего благочестия” отказалась признавать реформы патриарха Никона, возникло старообрядчество. Старообрядцы подвергались жестоким репрессиям со стороны правительства, это вынуждало их бежать от преследования в дремучие леса Олонецкого и Кемского края, на Мезень и Печеру.
Высылка протопопа Аввакума в Пустозерск вызвала еще большее бегство старообрядцев на Север ближе к своему вожаку. Усть-Цильма стала одним из оплотов дореформенной веры европейской части России. Церковные службы велись здесь по-прежнему по старопечатным книгам. Вблизи села образовалось несколько староверческих скитов. Создавая скиты, люди строили дома, пахали землю, занимались охотой и рыболовством и тщательно исполняли все церковные обряды. В скитах были основаны первые здесь школы – «грамотницы». В них преподавались письмо, чтение, математика, пение, Закон Божий, диалектика, риторика. При школах находилась специальная книгописная мастерская, в которой переписывались и реставрировались книги. Большинство книг оттуда уходило в другие общежительства и населённые пункты. В скитских библиотеках, кроме духовной литературы, были собраны труды по истории, географии, философии, риторике, естествознанию. Из этих староверческих центров просвещения книжная премудрость распространялась по всей низовой Печоре. Практически в каждой деревне имелись наставники, в домах которых имелось молитвенное помещение, где проходили службы к двунадесятым праздникам. Практиковалось и до сих пор практикуется проведение поминальных служб в частных домах. Старообрядцы оказывали положительное нравственное воздействие на своих соседей их приверженностью принципам христианской морали и строгим соблюдением норм повседневной жизни, в частности, запретов на куренье и питье крепких напитков.
В 1891 был образован Печорский уезд Архангельской губернии с центром в Усть-Цильме; здесь разместились уездные власти и учреждения (исправник, казначейство, мировой судья, податной инспектор и др.) Еще в 1886 году в селе была учреждена больница.
Прадед наш Дмитрий Васильевич Кошев прибыл в Усть-Цильму Печорским трактом летом 1892 года. Путь этот был неблизким, более двух сотен километров сквозь глухие леса и болота. Отцу Димитрию «от казны было положено жалованья 285 рублей, а такоже земли пользования для священника сенокосной на 60 возов сена, вместо пахотной, от общества получалось 55 рублей, дом был общественный».
В 1893 году архангельский губернатор А.П.Энгельгардт самостоятельно преодолевает путь до Усть-Цильмы: «В Усть-Цыльме меня ожидал пароход чердынского купца Черных. У Черных плавает по Печоре два парохода; они приспособлены для буксировки баржей, имеют довольно сильную машину и сидят неглубоко в воде — до пяти четвертей. На этих пароходах Черных привозит весною с Якшинской пристани Пермской губернии все необходимые для Печорского края товары, главным образом муку, вино, соль, сахар и т. д. Между прочим, в ренсковом погребе в Усть-Цыльме мы нашли сносное красное вино, херес — вероятно, пермского приготовления — и даже очень хорошую сельтерскую воду от Грахе из Казани. Это нисколько не удивительно. Зыряне вообще очень много пьют водки и вина, причем зажиточные предпочитают больше вино. Здесь настолько все приноровлено к оленям, что зыряне и напитки употребляют, сообразуясь с тем, сколько у кого оленей; так, у кого их менее тысячи голов, тот удовлетворяется водкою, у кого больше тысячи, тот уже пьет коньяк чердынского приготовления, а у кого две тысячи оленей, тот считает своим долгом пить херес. Разумеется, коньяк и херес такого сорта, что без сельтерской воды обойтись бывает трудно. К осени баржи нагружаются местными товарами: семгою и другою рыбою, мехами, тюленьим салом, дичью — и буксируются вверх по Печоре до Якшинской пристани, где пароходы остаются на зимовку, а привезенный товар сухим путем перевозится на Каму».
Именно стараниями Александра Платоновича Энгельгардта был обустроен почтовый тракт Мезень — Печора — Усть-Цильма – Пустозерск и проложены по непроходимым Печорским лесам телеграфные линии на Усть- Цильму
По этой дороге на Печору везли муку, соль, порох и промышленные изделия, а в сторону Архангельска тянулись обозы с дичью, рыбой, мехами и оленьими шкурами. Почта из Лешуконского в Усть-Цильму доставлялась за шесть дней. Строительство дороги стоило огромных усилий и лишений, которые преодолели люди, чтобы связать по суше море студеное с землей югорской.
Печорский тракт Мезень — Усть-Цильма использовался по прямому назначению — для связи бассейнов Печоры и Северной Двины до 1940-х годов. Уже в советские времена по столбам была проложена телефонная линия. Идея оказалась неудачной – из-за старых столбов, бездорожья и сурового климата обслуживать линию было слишком дорого. Работала она едва ли месяц в году и в конце шестидесятых была заброшена. Теперь это совершенно заброшенная дорога. Мосты разрушились, насыпь утонула в болотах, сохранилось лишь несколько полуразрушенных станционных изб.
На семи ветрах и семи холмах стоит Усть-Цильма на высоком берегу Печоры, несущей свои воды в Ледовитый океан. Потомки пришедших из Новгорода, Мезени и Северодвинья в этих суровых условиях образовали самобытную общность «устьцилёмов», переняв у народов коми и ненцев все премудрости жизни на Крайнем Севере. Сюда не проникло крепостное право, и на протяжении почти пяти столетий в Усть-Цильме сохранились практически в неприкосновенности язык, уклад жизни, старая вера древних новгородских переселенцев и самобытная культура, которой уже нет ни в самом Новгороде, ни в каком-нибудь другом русском городе.
Из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона за 1907 год узнаем: «Усть-Цильма — старинное село, центр управления Печорского уезда Архангельской губернии, на правом берегу реки Печоры, против устья реки Цильмы. Пароходная пристань. До 300 жилых домов, 2 церкви (православная и единоверческая). Двухклассное училище, 2 церковно-приходских школы, больница на 4 кровати, почтово-телеграфная контора, около десяти лавок; ярмарка. Жителей 2115. Жители села занимаются рыболовством. 100 семейств выставляют до 150 лодок; семги вылавливается до 5000 пудов. Кроме того, жители занимаются постройкой речных судов, отчасти оленеводством, охотой и перевозкой товаров на ярмарки Мезенского и Пинежского уездов. Земледелием и огородничеством занимаются немногие. Несколько промышленных и ремесленных заведений — среди народных ремесел резьба по дереву, прядение из конопли ниток для сетей, шитьё замшевых перчаток, вязанье чулок, варежек и носков, изготовления обережных и свадебных поясов».
Жизнь не баловала усть-цилемцев: неурожайные годы, голод, нападения большеземельских и приуральских ненцев, а также всевозможных тати. Слабые духом здесь не выдерживали. Природа заставляла переносить неслыханные лишения, которые не остановили смелых людей.
Святитель Никола Угодник – главный небесный покровитель Усть-Цильмы и для староверов и для православных. Посреди села возвышался большой Никольский собор, а буквально в ста метрах от него стояла единоверческая церковь Николая Чудотворца построенная в 1871 году. Наш прадед Дмитрий Васильевич Кошев, научившись здесь обращаться с оленями, разъезжал на них по свому единоверческому приходу, который состоял из жителей Усть-Цильмы и деревень и выселков, разбросанных на огромном пространстве по рекам Печоре, Пижме, Цильме и др.
Еще в 1800 году для старообрядцев, готовых войти в подчинение Русской Православной Церкви при условии сохранения старых богослужебных чинов и древних обрядов было введено Единоверие.
16 сентября 1890 года в Усть-Цильме открылась церковно-приходская школа при единоверческой церкви, куда ходили и дети староверов и где отец Димитрий по долгу службы учил детей грамотности и преподавал закон Божий вместе с псаломщиком Чупровым Иваном Ивановичем.
Из «Клировых ведомостей I. II. III благочиний, Печорского уезда за 1895 год» мы узнаем, что священнику села Усть-Цильма Димитрию Васильевичу Кошеву – 36 лет и обучался он в Борецком сельском училище Шенкурского уезда. Далее сказано, что по выходе из крестьянского сословия Д.В.Кошев посвящен в диакона 28 июня 1892 года, а 29 того же июня Преосвященнейший Александр (**Андрей Георгиевич Закке-Заккис) рукоположил его в священники к Устьцилемской Единоверческой церкви. Из семейства у о. Димитрия: жена Татиана Егоровна 28 лет; дети их: Александра – 10 лет, Наталия – 8 лет, Яков – 5 лет, Василий – 3 лет. Димитрий Кошев имеет грамоту с благословлением за пожертвование 100 рублей на украшение и ремонтировку (*так в тексте) церкви. Поведения все хорошего и очень хорошего.
Далее сказано, что священник Кошев: поет, читает, по временам ведет беседы со старообрядцами, а под следствием и судом не был, и родства между членами притча нет.
Был Дмитрий Васильевич самолюбивым, вспыльчивым, любознательным и гостеприимным человеком, на огонёк к нему заглядывал и местный врач Солнцев, и помощник исправника Сметанин, и ссыльные поселенцы, с одним из которых «поднадзорным» Петром Смирновым отец Димитрий за самоваром частенько остро дискутировал на политические темы, увлекаясь и забывая о месте и времени.
В 1897 году священник Ильинский Павел Матфеевич, назначенный еще в 1896 году Усть-Цилемским противораскольничим миссионером, стал заведующим Усть-Цилемской единоверческой церковью. Известно, что два медведя в одной берлоге не уживаются, и 13 января 1898 года Дмитрий Васильевич стал священником Тельвисочного самоедского прихода, поменяв суровый климат Коми на арктический.
Перед революцией многие из устьцилёмов стали ходить в православные храмы. Этому способствовала большая просветительная и миссионерская работа священников, их личные качества. Ведь добиться уважения у ревнителей старой веры было не просто. Как минимум священник не должен был курить. Раньше у некоторых староверов считается грехом распитие чая, из-за присутствующих в нём тонизирующих веществ, не говоря уже о винопитии и сквернословии. Хотя все церковные праздники в Усть-Цильме сопровождались играми, танцами и песнями, но никто при этом не пил. Даже свадьбы до революции игрались «всухую».
Именно староверы, в чьих генах не испарился неистовый дух протопопа Аввакума Петрова и ярость боярыни Феодосии Морозовой, сразу увидели во власти большевиков Сатану, обратясь с призывом к А.В. Колчаку: «Да поможет вам Всевышний на избранном вами тернистом пути донести взятое бремя до сердца России – Москвы и очистить святыню русскую от коммунистической мерзости». Старообрядческие наставники учили: «Колхозы – антихристовы гнезда, ни один верующий в них входить не может, ибо этим самым он будет способствовать дальнейшему разгулу и укреплению антихриста. Тот, кто вступает в колхозы, будет проклят, ибо он отдает свою душу антихристу». Верующих призывали не верить коммунистам, потому что «они знаются с антихристом». Когда началась великая Чума — коллективизация, старообрядцы, отказываясь вступать в колхозы, или оставались единоличниками, или уезжали в города на заработки. В первые годы советской власти школы в старообрядческих селах и деревнях пустовали. Старообрядцы не пускали детей в советскую школу, не позволяли им вступать в пионеры и комсомол, заявляя, что детей в школу не пустят, если там не будет преподаваться Закон Божий. Немногочисленное старообрядчество оказало стойкое сопротивление богоборческой власти, проявив активность в защите христианской веры и христианского образа жизни. Старообрядческие скиты-монастыри в горах и глухой тайге становились укрытием для многих участников Белого движения.
Большевики увидели в старообрядцах своего идеологического врага номер один и начали их последовательно уничтожать. «Борьба с кулачеством есть одновременно борьба со старообрядчеством», – писала Н. Крупская в одной из своих атеистических работ.
Обращаясь к «самодержавным комиссарам», староверы писали: «Вы именуете себя народными комиссарами. Но какой народ избрал вас? Русский народ вас не избрал… Русских же людей вы ограбили, разорили, убиваете их миллионами и всю страну превратили в кровавый ад… Помните, что народное терпение уже истощилось, и справедливый гнев народа не замедлит законно покарать вас, как самозванцев, как разбойников, злодеев. Уходите же, пока еще можно, с ваших самозванных и самодержавных тронов!»
Кровавый след оставил на Печоре отряд красного комиссара Морица Мандельбаума. В числе арестованных этим отрядом 27 сентября, на Крестовоздвижение, был и настоятель Никольского собора о.Анфал Суровцев, который, по меркам староверов, пользовался у сельчан большим уважением. Красные изуверы подвергали батюшку жестоким пыткам, били плетьми. Вначале отрезали нос, потом уши, выкололи глаза и вырвали язык. Три дня продолжались жестокие мучения. 30 сентября 1918 года о.Анфала расстреляли на борту парохода около села Щугор, а тело сбросили в воду. Расстреливали его вместе с белогвардейским прапорщиком Красиковым. Белый офицер за мгновение до выстрела успел упасть в воды Печоры. Перехитрив палачей, он спасся и потом рассказал о мученическом пути о.Анфала.
Большевики приговорили старообрядческого деятеля Ф.Е. Мельникова к смерти, но он сумел эмигрировать в Румынию, где издал такие книги, как «Советский рай – всемирный свинарник», «Социализм – сатанинский опиум», «Коммунизм – сатанинское опьянение», «О безбожии и дьяволопоклонстве»и другие. А. Карташев в это время писал: «Антихрист обошел, ослепил, воцарился. Остается самосожигаться или ложиться в гроб в ожидании последнего суда. И ложились».
Известная архангельская газета «Северное утро», выходящая с 1910 года, сообщала 30 апреля 1919 сведения о красном терроре, о массовых расстрелах красноармейцами Ижмо-Печорского советского полка мирного населения Печорского уезда, священнослужителей, пленных белогвардейцев, членов их семей, в том числе женщин и детей. Газета писала: «До освобождения от большевиков в конце ноября минувшего года Печорский край нашей губернии пережидал дни сплошного ужаса. В крае неиствовали красноармейские банды. В конце ноября партизаны из с. Усть-Вашка Мезенского уезда заняли Усть-Цильму. К ним присоединились для общей борьбы крестьяне из деревень с реки Цильмы. Эти действия добровольцев под руководством героев-офицеров принесли несчастным жителям Усть-Цильмы невыразимую радость: открылись двери тюрьмы, выпущены были на свободу 40 или более узников, которые плакали от неожиданной радости освобождения, ибо все они были перед этим приговорены большевиками к смерти. Большая часть спасенных были люди пожилые. Многие из этих несчастных людей перед тюремным заключением были подвергнуты унизительным для человеческого достоинства истязаниям: захваченных граждан пороли плетьми, затем раны их посылали солью, смачивая водой, и снова пороли. Очевидец этих ранений, рассказывавший нам о зверствах большевиков, говорит, что он пришел в ужас, когда увидел исполосованные спины, представлявшие одну сплошную, кровавую рану… у некоторых оказались сломанные ребра, у иных оставались еще в теле пули… Уже уходя из Усть-Цильмы, большевики успели утопить двоих граждан в проруби». Эти газетные данные подтверждаются и архивными материалами из рассекреченных фондов Национального архива Республики Коми (ф.1316).
Религия в советской России оказалась зачеркнута и разорена, буйно зацвела полынь зла. Отброшено было таинство брака, людей окружило невежество, оно затягивало в животно-сексуальные страсти, в различные виды и формы преступлений.
«В ходе строительства социализма были созданы благоприятные условия для преодоления старообрядчества», — писали советские газеты. В 1929–30 годах были закрыты единоверческие церкви в селах Усть-Цильма, Замежное, старообрядческая часовня в деревне Скитской. В 1933–34 годах закрыты все скрытнические молельни, а к началу 1940-х годов скрытничество на Удоре, Летке и Печоре было властями ликвидировано. По статистике 1973 года в Коми крае старообрядцев было не более 2,5 тысяч человек.
А в единоверческом храме Николая Чудотворца, где с 1892 по 1898 год служил наш прадед о. Димитрий Кошев, после революции устроили комитет комсомола. Затем открыли там Дом пионеров, после чего храм распилили и растащили, а снятые колокола отправили на переплавку.
За советскую власть люди растеряли веру в Бога – 70 безбожных советских лет коммунисты разрушали, выжигали и убивали, как православных, так и старообрядцев. В народе пошло великое оскудение веры. С уходом старообрядцев исчезает та живая нить, которая незримо связывала нас на протяжении столетий с Древней Русью и ее культурой.
Усть-Цильма одно из немногих мест в России, где староверие остается доминирующим вероисповеданием. Общественность села на слушаниях одобрила проект единоверческой церкви, где разрешены старообрядческие богослужения по старым (дониконовским) книгам. Сегодня верующих в Усть-Цильме не так много и среди них наши родственники Шишеловы и Лукины. Староверы заканчивают возводить в селе свой новый каменный храм.
Между тем, большинство усть-цилемских мужиков, работающих в местных СПК и колхозах, «живых» денег годами не видят. Незаконный вылов красный рыбы — для них единственная возможность разжиться деньгами.
А вот для подпольных коммерсантов торговля семгой — золотое дно. Вывезенная на Большую землю, она продается оптовыми партиями уже по 200 рублей за килограмм. В розницу цена еще выше. У знатоков эта рыба ценится гораздо больше всех других представителей лососевых. Рыбы стало еще меньше, браконьерство развилось до космических масштабов, экономика Припечорья хиреет на глазах, а гигантские средства, вырученные от продажи печорского лосося подпитывают состояния подпольных рыбных олигархов.
На данный момент в муниципальное образование сельского поселения «Усть-Цильма» входят: по правому берегу реки Печора – с. Усть-Цильма, д. Сергеево-Щелья и д. Высокая Гора, по реке Цильма – п. Синегорье и д. Бор.
В 1986 году недалеко от Усть-Цильмы было открыто подземное месторождение нефти. Через три года поблизости было открыто Южно-Низевое месторождение нефти, которое удалось ввести в промышленную эксплуатацию раньше его предшественника. А в целом благодаря этим двум открытиям в Усть-Цилемском районе к настоящему времени добыто уже более 360 тыс. тонн «черного золота».
По итогам Всероссийской переписи населения 2002 г. на территории Коми республики проживают представители около 130 национальностей и этнических групп, вносящих вклад в экономику республики, сохраняющих свою самобытную культуру. В их числе и русская старожильческая группа с самоназванием «устьцилемы», образованная по топониму самого древнего и крупного их поселения – с. Усть-Цильма, основанного в середине 16 века.
Только в Усть-Цильме проходит традиционный праздник «Горка», на который приезжают посмотреть множество гостей, включая иностранцев. Славен он особо яркими одеждами, которые хранятся здесь многими, как обязательный элемент в доме.
Христианская любовь проявляется в единении верующих. Радостно, что сегодня, во времена Апостасии, когда идет охлаждение любви и умножение беззакония, некогда разделенные внутренними церковными противоречиями верующие, единым сердцем и устами славят Бога, в лоне Единой Святой Матери Церкви.
Поиск продолжается
В 18 — 19 веках в селах и деревнях по Северной Двине немалое число крестьян еще сохраняли древние обряды и обычаи. Бороды не брили, в церковь не ходили и крестились двумя перстами. В деревне Семеновской староверы издавна проживали, и наш прадед Дмитрий Кошев с детства знал их обычаи и нравы.
Родители мальчика были истинно верующими людьми, соблюдали все установления Православной Церкви. Василий Кошев, отец Дмитрия, зажиточный крестьянин, знаток церковных книг, воздерживался от употребления спиртных напитков и табака, в доме на виду всегда были Библия и Евангелие, Часослов и Псалтырь — книга молитв на все случаи. Дмитрий любил их перелистывать, с детских лет в мальчике проявились те свойства христианской души, которые во всей полноте раскрылись в зрелые годы. Господь даровал ему сообразительность, усердие и настойчивость в достижении цели. Его наставниками были и бабушка с дедушкой, и отец с матерью, и старший брат Алексей, и односельчане, и приходской батюшка, у которого Дмитрий постигал грамоту, письмо и чтение. С ранних лет Дмитрий активно помогал родителям по хозяйству, научившись всякой крестьянской работе. Главный промысел крестьян – хлебопашество. На фото 1880 годов мы видим: (справа налево) главу семьи Василия Кошева и его сыновей Дмитрия (стоит) и Алексея. Василий держит в руках каравай хлеба, а Алексей — отломанную горбушку. Наш прадед Дмитрий Васильевич одет в пиджачную пару и мысленно отстранен от повседневных крестьянских забот.
В 1861 году в России было отменено крепостное право, что облегчило доступ крестьянских детей в школу. В 50 верстах от деревни Семеновской и сегодня находится старинное село Борецкое (Борок), родина знаменитого атамана Ермака Тимофеевича (*родом «з Двины з Борку»), завоевателя Сибири для Российского государства. Борецкое сельское двухклассное училище при церкви Стретения Господня и явилось для Дмитрия высшей школой, куда в возрасте 10 лет с благословения своего отца он отправился постигать грамотность. Еще в 1828 году, была определена главная цель сельских училищ — готовить писарей в приказы и писцов в удельные конторы, а также дать необходимые «для каждого христианина понятия о вере». Родители должны были снабжать детей одеждой точно установленной формы, сирот — учеников одевало общество. Там учились мальчики хорошей нравственности из семейств богатых или посредственного состояния. Обязательным предметами в училище были Закон Божий и священная история, церковнославянская грамота и русский язык с чистописанием, арифметика с употреблением счетов, география, естествоведение, церковное пение, черчение и др. Наряду со священнослужителями, занятия проводили и светские учителя. Учебные дни определялись представителями духовенства – в дни православных праздников уроки отменялись. Каждый школьный день начинался и заканчивался молитвой.
Имея хорошие способности, освоил Дмитрий священное писание Нового и Ветхого Завета, церковно-славянский язык, церковное искусство и церковный календарь, бегло писал по-старославянски. Охотно принимая участие в церковном пении и чтении, иногда прислуживал он в алтаре с облачением в стихарь, хорошо и внятно читал вечерню, а на утрени кафисмы, шестопсалмие, часы и прочие псалмы, приобщаясь и к традиционным православным обрядам: крещению, венчанию, отпеванию, исповеди, покаянию и участию в молебнах.
Училище имело неплохую ученическую библиотеку. Там были и церковные и светские книги, такие, как «Наставление о православном богослужении», «Киево-Печерская Лавра», «Русская Правда – сельский суд в стародавния времена», «Труд кормит, лень портит», «М.В. Ломоносов»; стихи и сказки А.С.Пушкина; «Тарас Бульба» Гоголя, «Старое время на Руси», «Венчание русских царей» и другие книги для внеклассного чтения, а так же журналы «Русская мысль», «Нива», «Родина».
Обучение было бесплатным. Ученикам, успешно проучившимся все 5 лет, выдавалось свидетельство об окончании (*дающее, в том числе, льготы по воинской повинности) – типографский бланк с приложением печати, подписанное Председателем Попечительского Совета и его членами.
Официально занятия в школе начинались 1 сентября и заканчивались 15 мая, но фактически учебный год длился с 1 октября по 15 апреля, так как крестьянские дети были вынуждены принимать активное участие в полевых работах. Обучение детей из наиболее бедных семей ограничивалось 1 – 3 годами. Дети проживали в интернате. На первом этаже располагались квартиры учителей, мастерские, спортивный зал, помещение интерната. На втором этаже – учебные комнаты и учительская. При школе была баня. Такие же сельские училища закончили в свое время академик И.П. Бардин, знаменитый поэт Сергей Есенин и другие, известные в России люди.
По окончании училища Дмитрий вернулся в родную деревню, крестьянствовал, женился и построил себе дом, но ему уже было тесно под кровлею родной, хотелось туда, где еще более жизни. Шенкурский уезд имеет местоположение для хлебопашества и скотоводства малоудобное, пахотной земли мало, даже лошади были не в каждом крестьянском хозяйстве. Одно лишь пашенное земледелие в этих краях прокормить не могло, и когда урожай был убран, подавались крестьяне в отхожие промыслы на дальние заработки. Уход крестьян «на сторонние работы», был оговорён получением разрешения от общины и местного начальства в виде паспортов или отпускных билетов. Большею частью они шли на лесозаготовки, нанимаясь не только на вырубку, но и на сплав леса-кругляка, досок и бруса. Работали также по обслуживанию частных судов, которые проходили с различными грузами мимо по Двине. Наш прадед чаще всего подавался со строительными артелями в Архангельск, С.Петербург, Вологду и В. Устюг, посещая там святые места.
Возвращаясь после странствий в родную деревню, Дмитрий снова окунался в семейные заботы. На фоне унылого пейзажа за окном и такого же унылого и серого прозябания, только в церкви всегда царила истинная красота — красота богослужения с литургией и святыми иконами, ладаном, церковным пением и свечами, что с детства поразило Дмитрия и привлекло его в храм. Жизнь кругом нелегка, а в церкви – всегда праздник. Обладая грамотой и хорошей памятью, знал и охотно помогал Дмитрий вести службу в родной деревенской церкви, иногда заменял псаломщика и часто больного священника. Поражая памятью, по округе прослыл он грамотеем, за что старики Семеновской и ближних к ней деревень Тишинской, Андреевской, Исаковской и Ермолинской доверяли Дмитрию читать проповеди в деревенском храме. Душевное общение с православными людьми, знание заповедей Божиих, хорошее ориентирование в Библии, понимание смысла литургии и других богослужений и таинств, сделали его церковным человеком.
Было, что когда Дмитрий начал ходить в Церковь, для него существовали только службы, молитвы и больше ничего. Он переосмыслил свою духовную жизнь и почувствовал призвание к служению. Приходской священник, пользуясь проездом по Северной Двине архипастыря Александра, усердно просит за Дмитрия — быть служителем церкви Божией. Просьба святителем Божиим уважается, рукоположен был Дмитрий во диакона, что тогда было весьма редким, чуть не исключительным явлением, а после продолжительной беседы Преосвященнейший Александр на следующий же день (!) благословил Дмитрия и рукоположил в священники к Устьцилемской Единоверческой церкви. В Усть-Цильму и отправился Дмитрий Васильевич Печорским трактом, навестив по пути родственников в Мезени. Жена Татьяна Егоровна осталась в Семеновской с дочерьми Сашей и Наташей, а через полгода родился и долгожданный мальчик – мой дед Яков. Вскоре они уехали в Усть-Цильму, там родился еще один мальчик – Василий. О дальнейшей жизни семьи отца Димитрия сказано ранее. После Усть-Цильмы и Тельвиски семья 3 года прожила еще в Соломбале, где Дмитрий Васильевич служил в Никольской церкви псаломщиком вместе с Боголеповым Пётром Андреевичем. Первосоломбальский приход отделялся от 1-й и 2-й частей города Архангельска рекой Кузнечихой, а от 3-й — рекой Курьей. В состав прихода входили деревни: 1-я, 2-я и 3-я Соломбальские, Повракульская, Талагинская, Юрьеминская, Реушенская и д. Козлики. Жителей к 1 января 1894 г. было 1249 человек.
Дочь отца Димитрия, Наталия была принята в Архангельское Епархиальное училище, а сыновья Яков и Василий — в духовное училище на полное обеспечение. И здесь можно было жить.
Но неожиданно, на семью обрушилась скорбь — Господь призвал от земных трудов отца Димитрия в расцвете лет. Шел ему тогда сорок первый год. Близкие тяжело переживали утрату, жена кормильца, Татьяна Егоровна, получила от Епархии годовое жалование Димитрия Васильевича – 49 рублей, дом в деревне Семеновской она продала и купила небольшой домик в Мезени на Канинском проспекте № 86, где прожила до 1948 года, умерев на 81 году жизни. Младшая дочь Любава со своей семьей проживала здесь же.
У старшей дочери – Александры Дмитриевны с мужем Федором Тетюковым и сыном Юрием был свой домик на улице Набережной, недалеко от матери.
Средняя дочь Наталия Дмитриевна, не доучившись в архангельском Епархиальном училище, уехала в тундру с оленеводом Сумароковым Иваном Алексеевичем (1881 г.р.), жителем села Оксино – центра Пустозерского района, представителем известного на Севере семейства купцов-оленеводов Сумароковых, о которых Никита Тимофеевич Ардеев, ненец с Колгуева, незадолго до смерти в 1993 году диктовал своему сыну Филиппу Ардееву на диктофон:«…привозили все. Сукна привозили, сахар, масло, продукты… В устье Бугрино в то время стояли прямо карбасы… Конфеты привозили, нонпасы, целыми бочками <…> все привозили — кроме водки. Водку Сумароков запрещал….» Сумароковым принадлежали большие стада оленей, промысловые суда, рыболовные участки (тони), лесные и морские охотничьи угодья в районе Югорского Шара, на острове Колгуев и по берегу Баренцева моря.
В 1930 году начальник Ненецкого окружного отдела ОГПУ Я.Я. Клевер сфабриковал «Дело Сумароковых» : «…До революции занимались торговлей с самоедами и на островах Северного Ледовитого океана» <…> В1918–1920 годах активно боролись с Советской властью…» В деле имеется постановление «тройки» ОГПУ Северного края от 27.12.1930 о расстреле в Нарьян-Маре через 64 часа после приговора четырех Сумароковых и высылке еще девятерых Сумароковых, а также шестерых Павловых и двоих Кожевиных в Северный Край… У Ивана Алексеевича Сумарокова, мужа Наталии Дмитриевны Кошевой, незадолго до ареста «повстанцев» погибли в тундре все олени, и он не пережил такого горя.
Наталия Дмитриевна поступила работать в детдом кастеляншей и вместе с детдомом снова приехала в Усть-Цильму, где и сегодня поживают ее дочь Тамара Федоровна Лукина, которая в свои 86 лет еще бодра и активна, ее сын Алексей занимается бизнесом, а дочь Татьяна, экономист, проживает в Мытищах по Москвой. Старшей дочери Наталии Дмитриевна, учительницы Усть-Цилемской школы Евгении Ивановны Шишеловой, к сожалению, уже нет с нами. В Усть-Цильме живут ее дети Михаил и Наталия, и внуки, с одним из них, Антоном, я переписываюсь, он программист, есть у него и свой сайт.
А Яков и Василий Кошевы после окончания духовного училища, поступили в Архангельскую семинарию, которую благополучно и закончили, и долгие годы шли по жизни почти рядом. При первой же возможности на каникулах они выезжали в Мезень и помогали матери содержать дом и хозяйство в исправном состоянии, набрать в лесу грибов и ягод и наловить рыбы в реке.
…По окончании семинарии мой дед Яков Дмитриевич Кошев был псаломщиком Фехталимского прихода Онежской волости. 21 июля 1914 года он был рукоположен в сан священника и командирован в село Шижня (*в 4-х км от нынешнего города Беломорска), затем служил в Кеми миссионерским священником, главной задачей которого является духовно- нравственное воспитание и приобщение местных жителей к истинному Православию. (*Не просто поучать, но собственным примером показать, кто такой православный верующий). Этим он и вызывает доверие местных жителей, особенно старшего поколения. Затем Яков Дмитриевич по 1920 год являлся настоятелем Ковдского прихода, к которому были приписаны, церкви Березовско-Николаевская и Чернорецко-Трифоновская, а также часовни во имя пророка Илии в Белой Губе и во имя Воскресения Христова в д. Черная Река (*ныне территория Карелии). В поморском селе Ковда родились дети Якова Дмитриевича, Владимир и моя мама Елена Яковлевна, крещеная отцом в его старинной Свято-Никольской церкви, построенной в 1705 году. При храме действовала церковно-приходская школа, где мой дед, отец Иаков обучал 47 детей. Иконостас церкви состоял из трех ярусов с развитым пророческим чином при отсутствии праздничного яруса. Иконы села Ковды зримо свидетельствуют о духовной силе Православия и ярком таланте русских иконописцев.
После ухода с Севера Белой армии Миллера и Яков Дмитриевич ушел из церкви – не захотел он оставаться «красным священником» и благословлять свою паству на послушание антихристам. Свято-Никольская церковь была закрыта в 1960 году, а в 1991 году передана Управлению культуры Мурманской области. В начале 90-х годов реставраторами под церковью было обнаружено захоронение: деревянные колоды с завёрнутыми в берёсту телами детей. Ученые высказывали предположения о церемониальном захоронении старообрядцев или некой попытке остановить, таким образом, какую-то эпидемию. Знал ли об этом отец Иаков ?
Братья Василий и Яков Кошевы после 1920 года стали учителями, затем бухгалтерами, а в 1938 году моего деда Якова Дмитриевича по статье 58-6, как «английского шпиона» определили в Вятские лагеря. Обо всем этом написала моя мама в своем рассказе «Я – учительница» и я в работе «Потомки голландского мастера на Русском Севере», которые опубликованы на этом же сайте. Но многого еще мы не знаем из жизни нашего прадеда Дмитрия Васильевича Кошева и его семьи, не все документы и фотографии найдены. Поиски продолжаются.
Главный отрицательный итог ХХ века — обесценение человеческой жизни. Александр Герцен писал, что под солнцем свободы не только злаки зреют, но и благоухают миазмы канав, которые оказались пахучее злаков. Сегодня некоторые российские политики и СМИ меняют знаки в оценках теорий, исторических событий и политических деятелей, по целому ряду моральных и этических вопросов (*ставка на сильных, отношение к богатству и «естественности» стремления к наживе, которые насквозь коррумпировали, криминализировали и обесчеловечили наше общество). Но ни возвращение вспять, к «потерянной России», ни мнимое продвижение к «капитализму с человеческим лицом» — не оптимальный выход из положения. Сегодняшнее поколение не получит удовлетворения ни в политике, ни в экономике. Они все-таки что-то ищут. Но ищут на дискотеках или поп-культуре; с восхищением смотрят на Америку и Голливуд. А настоящую жизнь, удовлетворение и душевный покой можно найти только в Иисусе Христе и Его Церкви, как нашел их когда- то мой прадед Дмитрий Васильевич Кошев.
Используемые источники:
1.Клировые ведомости, второе благочиние, Печорского уезда, за 1897 год. ЦГА Коми АССР.Ф.229, оп.12.
2.Н.А. Окладников и Н.Н. Матафанов. Тернистый путь к православию. Из истории обращения в христианство ненцев архангельских тундр. Архангельск: ОАО «ИПП «Правда Севера», 2008. стр. 159-162.
